ой чо в Камелоте то было х)
04.10.2016 в 15:32Так вот почему Гвиневра обманула короля Артура!..URL записи
Зато возник неведомый дотоле вопрос: почему именно с Ланселотом?
***
Цикл Рыцарей Круглого Стола, верно, тот самый цикл, о котором многие наслышаны, но мало кто читал не пересказ. Я - в числе последних. До вчерашнего дня мне думалось, что выглядело дело так: стоит Камелот, в нём - стол, на троне правит мужественное воплощение добродетелей Артур. Ему служит красавец-герой Ланселот, и всё происходит, как в фильмах. Королева предпочитает одного мужественного красавца другому, хотя Артур такого предательства не заслужил.
Я всегда сочувствовала Артуру. И поминала высказывания современных мне дам: «Ланселот в кино никогда не оправдывает надежд. Вечно какой-то несуразный, особенно Ричард Гир (в "Первом рыцаре". Ланселот же должен быть чертовски хорош, чтобы в него влюбиться! Ведь Артур-то какой!» (в "Первом рыцаре" Артур - Шон Коннери собственной персоной). Артур везде в просмотренном кинематографе интересен, красив, доблестен и добр.
Но тут я обзавелась романами Кретьена де Труа. Господин Кретьен, французский поэт двенадцатого века, сложил их пять, в стихах. С Кретьена-то, насколько понимаю, и началась «артуриана» такой, какой она на слуху.
Поэт позаимствовал героев бретонского фольклора и сделал с ними всё, что ему заблагорассудилось. Ланселот же, насколько понимаю, вошёл в цикл в своём амплуа любовника, благодаря графине Марии Шампанской, современнице Кретьена. Графиня, верно, скучала у себя дома при средневековом муже и детях и подкинула мысль: «Кретьен, Кретьен, напиши мне о любви».
И Кретьен написал. Почти три с половиной сотни страниц.
А потом - бросил. Надоели ему страдания влюблённого Ланселота.
***
Если доблестный король Артур и дальше таков, как в романе «Ланселот, или Рыцарь телеги», я сочувствую не королю, а королеве.
ПересказКамелот. Пир горой. В разгар банкета распахиваются двери, и в зал гордо входит злодей.
- Артур, - заявляет он, - шмакодявка ты этакая. Я угнал в чащу толпы твоего народа. Никогда тебе их не освободить, потому что ты ничтожество.
Артур из-за стола:
- Я всё равно попробую, но если не смогу - так и быть, смирюсь.
Злодей поворачивается и уходит, и никто, никто не преграждает ему путь! А ведь его надо схватить, вывернуть ему руки, выдрать ногти, потом въехать в леса на коне с войском и освободить пленных! Но Артур спокойно продолжает есть.
Злодей вконец наглеет у дверей:
- Артур, раз ты такой храбрец, пошли в чащу леса ко мне свою жену и храброго рыцаря. Если он меня победит, вернётся к тебе с королевой и народом. Но если я его убью, твоя жена останется при мне.
Артур неподвижно продолжает есть. Злодей безнаказанно покидает зал.
У начальника армии Камелота - звать его Кей - лопается терпение.
- Всё, Артур, хватит! Ухожу! Не хочу тебе больше служить!
Артур, обиженно:
- Что, правда?
Кей:
- Правда! Даже деньги от тебя брать стыдно!
Артур, в смятении и печали, идёт к своей жене, королеве Гвиневре:
- Мадам, такое дело. Я не знаю, чего он покидает Камелот. Идите-ка к нему, договоритесь. Я тут заметил, что мне он постоянно отказывает, а Вас – слушается. Если надо – бросьтесь ему в ноги. Пусть только останется.
Хорош супруг... Я виноват, а вы утрясайте. Гвиневра, стиснув зубы, идёт договариваться и бросается Кею в ноги.
- Милый, хороший, Вы совсем дурак? Не уходите. Вас все просят остаться.
Кей, поартачившись для приличия, сменяет гнев на милость:
- Ладно, Ваша взяла. Но с условием. Король нам с Вами разрешит сделать то, чего мы обоюдно желаем (надо понимать, речь о постели?).
Гвиневра:
- Эх... Ладно. Уболтаем. Муж, муж! Он остаётся! Только надо сделать так, как он хочет.
Артур, с облегчением:
- Вот и славно. Я на всё согласен. Ты чего хочешь, Кей?
Кей:
- Дайте мне королеву, я с ней поеду в лес – со злодеем сражусь. Я же обещал служить королеве, вот и послужу.
Артур, удручённо (видимо, начиная понимать, какими рогами светит ему лес, а слово взять обратно - это не по-королевски):
- Ну, ладно...
Гвиневре не слишком-то хочется в опасные дебри, но выбора у неё нет. А Кею, видимо, не терпится и с королевой потешиться, и героем вернуться:
- Сир, давай уж жену свою скорей, чего у тебя глаза на мокром месте?
Артур, печально поглаживая руку жену:
- Смиритесь, моя дорогая. Я думал, он шутит, но придётся, придётся Вам ехать...
Тут в Гвиневре, видно, просыпается страх за себя, а может, и совесть, или даже злость на такого мягкотелого супруга. И садясь в седло с печальным видом, она горестно вздыхает себе под нос:
- Знал бы ты, милый друг, что там будет...
Возможно, это она не мужу, а Ланселоту, но того я не утверждаю. Впоследствии понимаю, что королева и Ланселот к тому времени уже знакомы (иначе когда бы он успел в неё влюбиться?).
Артур того не слышит (слишком удручён), но вот остающиеся при дворе рыцари разом смекают, что к чему.
Гавейн:
- Артур, да у тебя все дома? Мужчина с женщиной едут Бог знает куда, вдвоём! Да он же её там обесчестит! Пока не поздно, поедем – догонем, вернём обратно!
Артур:
- А ведь ты, наверное, прав... В общем, если тебе так хочется, ты поезжай, поезжай.
На этом роль короля Артура заканчивается.
Гавейн - на коня. Вооружился, ещё рыцарей и запасных конец прихватил и пустился в путь.
По въезде в лес всё плохо. Кони Кея и королевы расхаживают потрёпанные, без седоков. Видно, обоих всадников угнали в полон. Тут из чащи, тоже на потрёпанном скакуне, является некий рыцарь. Это Ланселот. Ланселот просит нового коня, ведь его конь загнан. Видимо, волшебным образом до Ланселота дошла весть, что королева похищена, и он гнал во весь опор сюда. Получив нового коня, Ланселот стремглав устремляется в чащу. Гавейн, побросав армию, бросается за ним.
В лесу Гавейн находит Ланселота уже пешим. Видно, конь его снова пал. Как бы то ни было, оба встречают карлика, правящего телегой. Карлик обещает рассказать, что стало с королевой, если рыцари сядут к нему в телегу.
Поездки на телеге – удел крестьян и приговорённых к казни. Рыцарю, а тем более дворянину в ней ехать – позорно. Гавейн отказывается, а Ланселоту делать нечего, ведь он теперь безлошадник.
Доезжают они так до прекрасного замка, в котором правит богато разодетая девица. Ланселота она обсмеивает за то, что он едет в телеге. А вот Гавейн девушке нравится, что взаимно.
Ранёхонько поутру девица крайне добра. Она в прекрасном настроении. Жалует Ланселоту коня и копьё, таким образом стирая с него пороз от путешествия в телеге. И в самом деле: с чего бы ей не подобреть? Сказано, что до того (очевидно, ночью) Гавейн с ней наедине украдкой беседовал... А уж коротко ли или долго ли – автор скромно говорит, что не знает того.
Ланселот же из окна замка видит вдалеке, на пашнях, процессию: несут раненого рыцаря. И в одной из женщин, идущих вслед за носилками, признаёт Гвиневру. Вперёд, вперёд! Чуть из окна не выскочил. И Ланселот с Гавейном скорей пускаются в путь.
Заплутав, они встречают на перекрёстке юную деву. Та им:
- Я вам всё скажу, но придётся вам кое-что мне обещать.
Гавейн:
- Да что угодно. Хоть сейчас готов стараться для Вас, хорошенькой такой.
Ланселот не готов стараться так же, как Гавейн. Так что молчит и волнуется о королеве. Дева просит не забыть её и при новой встрече сослужить ей службу, в счёт дружбы. И рассказывает, что Гвиневру похитил великан Мелеаган. Пути к нему два. Один – через мост, полностью скрытый под водой. Второй – ещё опасней. Через мост, который остёр, как сталь, а потому зовётся Мостом Меча. Гавейн поедет в сторону Подводного Моста, а Ланселот избирает Мост Меча. И пока едет, мучительно страдает от любви.
Настрадавшись вволю, Ланселот подъезжает к переправе, которую охраняет незнакомый ему рыцарь. Жаль тому рыцарю уступить воду исстрадавшемуся от жажды коню Ланселота, так что происходит битва. Ланселот выходит победителем и тут узнаёт девушку, которая всё время находится чуть поодаль от той реки. Не сказано, кто она, но можно предположить, что это та самая, которая подсказала дорогу к Мелеагану. Только одета она теперь несравнимо богаче. Она просит Ланселота не убивать рыцаря, которого тот почти утопил, и Ланселот едет дальше.
Тут ему вновь встречается пышно разодетая девица. Мы на сорокой странице романа, а это уже третья красавица (хотя будь она уродиной, было бы куда как любопытней).
- Сир, - обращается она к Ланселоту, - куда это Вы на ночь глядя? Милости прошу ко мне домой. Переночуйте, отдохните. Но с условием.
И не стесняясь говорит она Ланселоту, что спать он будет с ней в одной постели.
- Мадам, я отказываюсь, - гордо отвечает Ланселот.
Девица:
- Да? Ну, не очень-то и хотелось. Скатертью дорога.
Эх-ма! Наверное, такое заявление отрезвляет Ланселота, которому понуро думается, что есть-то и спать-то ему, в общем-то, негде. И Ланселот, решив, что всё-таки не такое уж большое зло изменить Гвиневре (ведь это же для благого дела! Выспаться-то где-то надо, как и коня накормить), идёт на попятную. И, внутренне убиваясь по возлюбленной (ах, ну что я тут делаю!), следует за красавицей в богатые хоромы, где кроме него и неё – ни души.
Там – почти по «Аленькому цветочку»: стол накрыт посудой из серебра, кушанья и вина поданы, толпы свеч горят. Когда Ланселот привёл себя в порядок и оба отужинали, девица отправляет его прогуляться, повелевая ему потом вернуться и исполнить данное слово.
Видно, вино порядком разгорячило нашему герою кровь, потому что Ланселот крайне озадачен, когда, вернувшись, верно, из места неотдалённого, он принимается искать девицу по замку и... не находит. А неспроста. Ведь её почти насилует какой-то незнакомец, где-то там в дальних покоях.
Всё же мы в Средневековье, а не в античности. Видно, не читала девушка, что, когда телу хочется любви, двое крепких молодых мужчин - благодать, а не досадная незадача. Ладно, ей, наверное, нравятся блондины, а не брюнеты...
- Ланселот! Спаси меня! Я же тебя выбрала! Не должен он меня взять, это должен сделать ты!
Разбил Ланселот бедного почти насильника (сцене боя, на самом деле, позавидует Ридли Скотт). После чего, скрепя сердце, пошёл в постель в хозяйке замка и... не смог. А как тут сможешь? Он же страдает от любви. Причём долго и мучительно совесть его грызёт. Великодушно отпустив его ночью, наутро девушка решает поехать вместе с ним. Пока они скачут дальше, Ланселот снова страдает...
Дальше много всего происходит, так как впереди – почти сотня страниц. Снова красавицы, снова поединки, снова душевные страдания до и после ратных побед. Ланселот на удивление не мужественнен, а Ричард Гир, игравший его в «Первом рыцаре», оказывается всем мужчинам мужчина, осознание чего приходит лишь сегодня. Книжный Ланселот – юноша бледный со взором болотным и таким же настроением. Вот так, неожиданно, после всех его вздохов и кручин, решительного, огненного Гавейна начинает сильно не хватать...
И коварный великан Мелеаган, унёсший королеву, разбил бы Ланселота – и поделом! Но тот и здесь находит способ победить, так как черпает силы из милого образа своей дамы. Гвиневра болеет за Ланселота из окна высокой башни, а Ланселот, не спуская с неё глаз, сражается с великанов задом наперёд. То есть, повернувшись к противнику спиной.
Критики высказывают предположение, что этой сценой Кретьен де Труа, автор, бессовестно высмеивает своего героя. А с ним – и глупость, безрассудство, непомерную чувствительность, которые так милы современным ему дамам. Ланселот, столь известный сегодня, был у средневековых дам самым любимым героем «артурианы». Ведь их мужья вставали ни свет ни заря, занимались собаками и лошадьми, бороновали и засевали землю , чтобы в следующем году обитатели замка не жили впроголодь, лысели, худели, занятые насущными делами и тренировками, чтобы, если вдруг вражеское наступление, защитить скот и землю. Куда им до всего такого способного Ланселота, которого даже на последнем издыхании окрыляет любовь? Даже великана побеждает, поглядев на милый лик. А великан во французской мифологии таков, что из его костей выросли горы, из бороды – леса, а в глотке мог застрять целый корабль. Но даже такое чудовище обессилело против Ланселота. Хотя стукнуло бы кулачком сверху - и всё...
На победе над Мелеаганом (просто победе, без убийства) терзания Ланселота не заканчиваются. Да-да. Гвиневра на него обижается за телегу, в которой он давно ехал (сир, фу, как недостойно!), и... отвергает его. Ланселот страдает. Но, утерев скупую мужскую слезу, вдруг вспоминает о помощи сирым и убогим и устремляется искать Гавейна, который, возможно, погиб на Подводном Мосту. Ланселот пересёк Мост Меча, чтобы добраться до королества Мелеагана. А вот что там с Гавейном - мы пока не знаем.
Вот тут и становится ясно, что хоть оно прошлое, хоть настоящее... времена сменяются, а у определённого типа людей в голове – одинаковая блажь. Ведь в пути Ланселота настигает весть о том, что Гвиневра мертва... И Ланселот решает повеситься. И вешается.
Самоубийство в соображении средневекового человека чревато тем, что ход в Рай будет его душе заказан, а ведь туда все и стремятся с рождения. Как видим, что Ланселоту с Райских садов, ежели нет в мире Гвиневры.
Но Ланселота спасают. Он зол и разочарован, а оттого вновь стенает. Нет чтоб принять удар судьбы с мужеством Галеота!..
Забегая вперёд, в истории о Галеоте, о которых я читала в научном труде о рыцарстве в литературе. Галеот, тоже рыцарь, однажды станет лучшим другом Ланселота. Ибо полюбит его безусловной любовью. Они будут при встрече надолго заключать друг друга в объятья и целоваться в губы. Страстно, причём. И Галеот для Ланселота сделает всё, что только может. В том числе – не свергнет короля Артура. Пускай у него одного во всей земле хватит на то решимости и сил. И к тому же ему хочется, чтобы Ланселот был счастлив. Ведь Галеот знает, что тот влюблён в королеву, а не в него. Вот это преданность. Лучшее возлюбленному, вопреки всему. И хотя Галеот – мужчина мрачный, он не ноет, как его возлюбленный, а философствует. Умрёт он мужественно, беззвучно, когда ему - то ли нарочно, то ли по ошибке – сообщат, что Ланселота больше нет на свете. «Сердце лопнуло в его груди, и он остался на земле, бездыханный. Руки его легли вдоль тела, голова склонилась на восток, а лицо обратилось к небу». Вот это, понимаю, человечище.
Я не знаю, оплачет ли его Ланселот. Зато знаю, что Гвиневра всё же жива и в том же «Рыцаре телеги» отдаётся Ланселоту, простив ему позор телеги. Едва Ланселот проплакался после того, как его спасли из петли, он вмиг забывает о пропавшем без вести Гавейне, который ушёл к Подводному Мосту, едва услышал:
- Зачем вешаться? Королева-то цела-здоровёхонька.
Добравшись обратно, в город великана, Ланселот влетает к королеве и с восторгом говорит:
- У меня столько накопилось на сердце, столько накопилось! Давайте останемся вдвоём.
А Гвиневра в ответ:
- Приходи ночью. Но в спальню не пущу: там Кей лежит, а на окне решётка. Зато общаться сможем прикосновеньем рук и даже поговорим.
Но Ланселот – сверхчеловек. Посему, едва завидев Гвиневру в рубашке ночью, он выломал решётку, по ходу отхватив себе часть мизинца. И дальше, прямо в той самой спальне, на которой спал израненный Кей, всё и свершилось. Причём, не просто одной фразой, что, дескать, «она привлекла его к своей груди». Целая страница любовной сцены, в которой есть всё, что надлежит. Я не ожидала прочесть то, отчего Мария Шампанская наверняка была в восторге. В веке девятнадцатом, и даже двадцатом многие авторы и то скромней. Сцена (в русском переводе), с прелюдией в виде выламывания решётки, по ссылке, начиная со страницы 167
А утром – драма. У Ланселота – потому что пришлось ему уйти, а видимо ещё не всё высказал. У великана Мелеагана – потому что у Гвиневры вся простынь в крови. А ведь он её для себя хотел и не ему она досталась. Кею же – страшней всех. Ведь король той страны, Бадмагю, отец Мелеагана, как и сам Мелеаган, подозревает его в том, что это он, Кей, ночью лёг в постель в Гвиневре и наследил там кровью из своих ран. И теперь Кея казнят.
Но Ланселот приходит на помощь, сражается с Мелеаганом (но вновь без убийства), а потом вызволяет и Гавейна с Подводного Моста. Тому и в самом деле худо пришлось: мост то и дело увлекал его на дно, потом всплывал и снова погружался.
Завершается роман окончательной победой Ланселота над Мелеаганом: в схватке Ланселот отсекает ему голову. Но заканчивает роман вовсе не Кретьен де Труа, а другой поэт, Годфруа Ланьи. Не знаю, когда именно за перо берётся Годфруа. Предполагаю, что в тот момент, когда душевные расстрадания Ланселота неожиданно заканчиваются, а бои окрашиваются не просто пышностью описаний, а мужественной яростью.
О короле Артуре - даже в конце романа – больше ни слова.
***
А написано чудесно, язык искусен. На очереди - "Ивейн, или Рыцарь со львом".